Начало в
.
Дальше буду дописывать, а пока пусть полежит здесь.
Если кому интересно - это упоротый и замороченный комментарий к книге Мелины Дивайн (
". Книга в процессе, поэтому и комментарий тоже в процессе. У меня, похоже, появилась традиция. Каждое лето,
меня плющит и таращит от очередной новой книги Мэл. Искренне желаю всем такого же дивного упороса,)))
Большая часть восьмой главы — это dream-план, кошмарное сновидение Тома. Его можно трактовать вдоль и поперек, по Фрейду и девице Ленорман, выискивая новые и новые пласты смыслов. Но я этого делать не хочу, потому что сон по природе своей иррационален, и логические построения на его основе делать смешно. А вот что можно сделать — это вычленить из него главное. Образ медведя — очень русский, глубинный, дремуче-могуче архетипичный. Символ России, медведюшка-батюшка, хранитель и губитель. В комментариях к тексту читатели очень точно сопоставили силу медведя-шатуна с бессмысленностью и беспощадностью русского бунта.
А появление Алекса из медвежьей утробы — это рождение его к новой жизни, освобождение от оков прошлого. Здесь мне хочется напомнить читателям об античных отсылках из разбора предыдущей главы. Рождение Пегаса из тулова убитой Персеем Горгоны. Рождение, замешанное на крови и насилии. Рождение крылатого создания из тела смертоносного чудовища на краю света. Кажется, где античная Греция и где — застрявшая во вневременье Россия, в которой достижения космической и атомной эры сосуществуют с почти средневековым бытом, стоит отъехать подальше от столицы. А ведь вот состыковались два образа из разных мифологий, из двух разных фольклоров. Том просто невовремя проснулся, иначе обязательно заметил бы на спине лежащего в медвежьей утробе Алекса крылья. Слипшиеся от медвежьей крови и слизи, не расправившиеся, не развернувшиеся пока. Но — крылья, способные вознести к горним высям не только самого Алекса, но и того, кто сумеет быть с ним, кто сумеет удержать его подле себя любовью и заботой.
Но как едины до момента рождения мать и находящееся в ее утробе дитя, так едины (и, возможно, даже связаны пуповиной) Алекс с медведем. И если Алекс-жертва медведя вызывает желание помочь, спасти, то Алекс-дитя медведя, получается, и сам хищник. Сам является источником опасности. При недостатке информации человеческий мозг начинает генерировать всякие ужасы, предполагая худшее. Так и Том, который успел получить от Алекса ворох самой разной ничем не подтвержденной информации, но при этом, по сути, так ничего о нем и не знает, не может разобраться в своем случайном попутчике. Искренен он или лжет? Хищник он или жертва? И инстинкт самосохранения заставляет Тома выбрать самый правильный в такой ситуации путь: бегство. И, наверное, это стало бы финалом истории, но раз мертвые родичи Алекса во сне помогают Тому, значит, они в его сознании уже связаны друг с другом. Алекс уже не просто случайный попутчик, а что-то большее.
Мы двигаемся дальше и из восьмой главы узнаем, что Алекс не любит фотографироваться. И это естественно и объяснимо, если смотреть сквозь призму Посейдонова плана. Ведь он Протей, неуловимая, ускользающая, переменчивая сущность. Зафиксировать его на фото — значит грубо нарушить это бесконечное непрерывное перетекание из одного образа в другой. А кроме того, разве дозволено смертным фотографировать существо божественной природы? Божество неуловимо и незапечатлимо, не положено людям иметь вещественные подтверждения его существования. Только вера, только интуиция, только прозрения и откровения.
Итак, по итогам 8 главы:
- Dream-план ("медвежий" кошмар Тома);
- Сущность Протея в Алексе.
А меж тем Океан все ближе…