У него уже сто лет не водилось носового платка. У него был меч. (с)
И вот под торжественную музыку (ну ладно, ладно, под слегка фальшивое мурлыканье сэра Уэверли) в штаб агентства доставлен последний шарик!
Правда, начальник СБ так вошел во вкус распиливания трофеев, что распилил и этот шар... и вторая его часть до сих пор находится на экспертизе. Но самое главное - что шар найден, а значит, все части кода уже собраны!
Еще сутки с кодом будут работать дешифровщики, а потом...
а потом Наполеон Соло откроет дверь! Если, конечно, код подойдет.

Название: Три плюс два
(Три теракта, два агента; задача: предотвратить)
Автор: засекречено до 02.01.2018 включительно
Фандом: Агенты А.Н.К.Л. (2015)
Размер: будет уточнен позже
Рейтинг: видимо, тоже вскоре узнаем
Категория: ???
Персонажи, пейринг: Илья Курякин и Наполеон Соло уже появились)
Предупреждение: все персонажи принадлежат фильму «Агенты А.Н.К.Л.» (2015)
Подарок для oldmonkey
Развернуть 1 часть подарка
— Накануне Рождества в аэропортах всегда шумно и суетно, как на восточном базаре, — Уэверли провожал их с привычной ничего не значащей светской улыбкой, но фраза явно была «зелен виноград» — сам он оставался в офисе АНКЛ кем-то вроде дежурного руководителя. А Соло и Курякин выпросили себе по десятидневному отпуску и собирались сначала встретить Рождество у родителей Соло, а потом отпраздновать Новый год с семьёй Курякина. «В порядке культурного обмена и интернациональной дружбы», как написал Курякин в запросе на советскую визу для Соло. У самого Курякина бессрочная американская виза стояла в паспорте с тех пор, как — в ноябре 1963, три года назад! — они ухитрились, расследуя связи ТРАШ в Мексике, почти случайно наткнуться на информацию о заговоре в верхах ЦРУ — и спасти от покушения президента Кеннеди. После чего АНКЛ стал известен на весь мир. В следующем году в СССР ушёл в отставку Хрущёв, его сменил Шелепин и внезапно объявил новый курс — на сотрудничество в интересах человечества. За три года международные агенства, подобные АНКЛ, возникли почти во всех областях, где только можно было сотрудничать. Сейчас все новостные агентства захлебывались от восторга, расписывая новую программу ОБК — Освоения Ближнего Космоса. Два космических корабля, американский и советский, должны были стартовать одновременно и состыковаться на орбите, образуя международную космическую станцию. «Не было бы счастья, да несчастье помогло», прокомментировал Курякин, когда его куратор настойчиво посоветовал «крепить дружбу и взаимопомощь между родственными спецслужбами КГБ и ЦРУ».
Лондонский аэропорт и впрямь напоминал базары Стамбула или Каира — движущиеся в разные стороны, переплетающиеся людские потоки, взволнованнные голоса, перекликающиеся на разных языках или интернациональным «Хей!» над головами толпы, чемоданы и баулы с пёстрыми наклейками, плывущие неспешно на багажных тележках. Не хватало только зазывал и продавцов воды. Вода, впрочем, продавалась в барах, как и более крепкие напитки. Распрощавшись с шефом, Илья и Наполеон как раз отыскали приличный на вид бар — насколько может быть приличным бар аэропорта — и заказали виски. Вдумчиво обсудили сравнительные достоинства шотландского и ирландского — и остановились на дымном и терпком островном «Лафройг». В баре были дубовые панели, приглушённый свет, пахло можжевельником — традиционные рождественские венки были развешаны по стенам. Уютно, посетителей немного, радио настроено на лёгкий джаз, а мельтешение аэропорта в предрождественскую неделю осталось за большими витринами тёмного стекла, выходившими на зал отлёта. Объявления о начале посадки сюда не транслировались, бармен сам выкликал: «Вена, вам пора! Нью-Йорк, ещё полчаса, повторить?» Илья кивнул — повторить. «Нью-Йорк» были как раз они и они откровенно наслаждались началом отпуска. Наполеон смаковал виски, Илья одними губами начал подпевать Луи Армстронгу: «Хватай пальто и шляпу, оставляй печали у порога, шагай по солнечной стороне улицы. Слышишь ритм? Это же твои шаги, бейби. Жизнь может быть такой сладкой на солнечной стороне улицы».
Идея провести Рождество у родителей в Мичигане вообще-то не нравилась Соло. Во-первых, он последний раз был там пять лет назад и не сказать чтобы соскучился. Небольшой городок Лэнсинг, гордо именовавшийся столицей штата, был нестерпимо скучен и консервативен. Наполеон до сих пор сомневался, стоит ли тащиться через Атлантику ради сомнительного удовольствия нарядить тощую ёлочку и поужинать с родителями стряпнёй из соседского ресторанчика.
Во-вторых, Наполеон не был уверен, что хочет показывать своих родителей Илье. Именно так, не знакомить Илью с родителями, а показывать их — ему. Илья, конечно, будет вежлив и предупредителен и скажет, что у Наполеона очаровательная мама, а отец умный и интересный собеседник. Сам Наполеон считал маму взбалмошной и романтично-экзальтированной — а что ещё можно сказать о женщине, назвавшей сына Наполеоном? Отец преподавал в местном университете историю искусств. В штате, снабжавшем кукурузой, зерном и свининой половину страны, сыновья фермеров не очень-то рвались знакомиться с шедеврами Возрождения. Самый высокий конкурс был на специализацию по агрономии, следом шли ветеринария и инженерное дело. Диплом магистра искусств не поможет починить сломавшийся в страду комбайн или определить, чем болен поросёнок. Отец любил поговорить о мещанстве и тупости, о непонимании гения толпой, о трудном пути того, кто выбрал духовные ценности — но сам даже не пытался перебраться в другое место, сжившись с ролью непризнанного таланта. Наполеон сбежал от всего этого, как только ему исполнилось шестнадцать. Сбежал через призывной пункт, война в Европе казалась ему не такой страшной, как двадцать три раза за вечер повторенная новость о снегопаде — местном аналоге тайфунов и землетрясений — или разговоры о том, что группу на курс «Восемнадцатый век в музыке и архитектуре» в зимнем триместре опять не удалось набрать, ох уж эти тупоголовые фермеры!
Как так получилось, что они решили «обменяться праздниками»? Был разговор о Рождестве. Илья такого праздника не признавал, как не признавал его и весь Советский Союз. Наполеон увлёкся, говорил о ёлке (ладно, ёлки наряжают и в СССР), о первой звезде, об ощущении волшебства, о волхвах с подарками и рождественской мессе, о детской вере в чудо, которая остаётся и поддерживает всю жизнь... «Вы сами не знаете, чего лишаетесь, Угроза».
Глаза Ильи светились той самой надеждой на чудо, детски-наивной и прекрасной. Он тоже вспоминал: бабушку, игрушки на ёлке — красноармейца в будённовке и балерину в пачке из папиросной бумаги — и даже признался, почти шёпотом, что однажды был в церкви на Рождество — в сорок первом, точнее, в сорок втором, но по церковному был ещё сорок первый, что-то там про старый и новый стиль; он не хотел идти, но бабушка попросила, и он стоял там, среди горящих свечей и золота икон, среди плачущих женщин, которые пришли просить у Бога защиты для своих мужчин, пока мужчины на фронте защищали их и Москву; а потом было так стыдно, он так и не признался, что был в церкви, ни друзьям не рассказывал, ни матери, никому, а вот тебе, Ковбой, сейчас рассказал почему-то.
Наполеон опомнился, когда решающая фраза «Поедем, покажу тебе наше Рождество» уже прозвучала. У Ильи было своё волшебство, только с ним Наполеон переставал контролировать слова и действия.
Сейчас он нервничал, да, немного. Не каждый день знакомишь напарника, большевика и красную угрозу, с родителями, которых не видел пять лет. Он нервничал и пил «Лафройг» небольшими глотками, размеренно, смакуя и перекатывая на языке, а хотелось проглотить залпом.
Когда Илья чертыхнулся и полез во внутренний карман куртки за коммуникатором, Наполеон почти надеялся, что это Уэверли и что отпуск сейчас отменится.
Сглазил.
— Канал Д, здесь Курякин, — произнёс Илья, затем приложил трубочку коммуникатора к самому уху, чтобы случайно оказавшиеся рядом гражданские лица не смогли подслушать разговор. Слушал минуты две, сказал «Понял, приступаем» и кивнул Наполеону на выход.
— Что там за пожар, Угроза?
— Всё по дороге, нам надо срочно на рейс до Вены, его задержат для нас. Бегом, Ковбой.
Устроившись в кресле бизнес-класса — Уэверли, однажды слетав с Ильёй эконом-классом и пронаблюдав его мучения, перестал ворчать про расход средств трэвел-бюджета — и отдышавшись после пробежки, Илья возмущённо зашептал:
— Ну что за люди эти экстремисты! Никакого уважения к чужим планам! Надо додуматься — планировать взрывы на праздники! Нет бы в рабочее время, всё не так обидно.
— Давай по порядку, Угроза.
— По порядку. Поступила информация. Какая-то группировка, связанная с ТРАШ — но не сам ТРАШ — собирается устроить взрыв в соборе Святого Стефана в Вене во время рождественской мессы. Потом на детской ёлке в Кремле. Потом в Эмпайр стейт билдинг — в новогоднюю ночь.
Действительно, никакого уважения.
tbc
Правда, начальник СБ так вошел во вкус распиливания трофеев, что распилил и этот шар... и вторая его часть до сих пор находится на экспертизе. Но самое главное - что шар найден, а значит, все части кода уже собраны!
Еще сутки с кодом будут работать дешифровщики, а потом...
а потом Наполеон Соло откроет дверь! Если, конечно, код подойдет.


Название: Три плюс два
(Три теракта, два агента; задача: предотвратить)
Автор: засекречено до 02.01.2018 включительно
Фандом: Агенты А.Н.К.Л. (2015)
Размер: будет уточнен позже
Рейтинг: видимо, тоже вскоре узнаем
Категория: ???
Персонажи, пейринг: Илья Курякин и Наполеон Соло уже появились)
Предупреждение: все персонажи принадлежат фильму «Агенты А.Н.К.Л.» (2015)
Подарок для oldmonkey
Развернуть 1 часть подарка
— Накануне Рождества в аэропортах всегда шумно и суетно, как на восточном базаре, — Уэверли провожал их с привычной ничего не значащей светской улыбкой, но фраза явно была «зелен виноград» — сам он оставался в офисе АНКЛ кем-то вроде дежурного руководителя. А Соло и Курякин выпросили себе по десятидневному отпуску и собирались сначала встретить Рождество у родителей Соло, а потом отпраздновать Новый год с семьёй Курякина. «В порядке культурного обмена и интернациональной дружбы», как написал Курякин в запросе на советскую визу для Соло. У самого Курякина бессрочная американская виза стояла в паспорте с тех пор, как — в ноябре 1963, три года назад! — они ухитрились, расследуя связи ТРАШ в Мексике, почти случайно наткнуться на информацию о заговоре в верхах ЦРУ — и спасти от покушения президента Кеннеди. После чего АНКЛ стал известен на весь мир. В следующем году в СССР ушёл в отставку Хрущёв, его сменил Шелепин и внезапно объявил новый курс — на сотрудничество в интересах человечества. За три года международные агенства, подобные АНКЛ, возникли почти во всех областях, где только можно было сотрудничать. Сейчас все новостные агентства захлебывались от восторга, расписывая новую программу ОБК — Освоения Ближнего Космоса. Два космических корабля, американский и советский, должны были стартовать одновременно и состыковаться на орбите, образуя международную космическую станцию. «Не было бы счастья, да несчастье помогло», прокомментировал Курякин, когда его куратор настойчиво посоветовал «крепить дружбу и взаимопомощь между родственными спецслужбами КГБ и ЦРУ».
Лондонский аэропорт и впрямь напоминал базары Стамбула или Каира — движущиеся в разные стороны, переплетающиеся людские потоки, взволнованнные голоса, перекликающиеся на разных языках или интернациональным «Хей!» над головами толпы, чемоданы и баулы с пёстрыми наклейками, плывущие неспешно на багажных тележках. Не хватало только зазывал и продавцов воды. Вода, впрочем, продавалась в барах, как и более крепкие напитки. Распрощавшись с шефом, Илья и Наполеон как раз отыскали приличный на вид бар — насколько может быть приличным бар аэропорта — и заказали виски. Вдумчиво обсудили сравнительные достоинства шотландского и ирландского — и остановились на дымном и терпком островном «Лафройг». В баре были дубовые панели, приглушённый свет, пахло можжевельником — традиционные рождественские венки были развешаны по стенам. Уютно, посетителей немного, радио настроено на лёгкий джаз, а мельтешение аэропорта в предрождественскую неделю осталось за большими витринами тёмного стекла, выходившими на зал отлёта. Объявления о начале посадки сюда не транслировались, бармен сам выкликал: «Вена, вам пора! Нью-Йорк, ещё полчаса, повторить?» Илья кивнул — повторить. «Нью-Йорк» были как раз они и они откровенно наслаждались началом отпуска. Наполеон смаковал виски, Илья одними губами начал подпевать Луи Армстронгу: «Хватай пальто и шляпу, оставляй печали у порога, шагай по солнечной стороне улицы. Слышишь ритм? Это же твои шаги, бейби. Жизнь может быть такой сладкой на солнечной стороне улицы».
Идея провести Рождество у родителей в Мичигане вообще-то не нравилась Соло. Во-первых, он последний раз был там пять лет назад и не сказать чтобы соскучился. Небольшой городок Лэнсинг, гордо именовавшийся столицей штата, был нестерпимо скучен и консервативен. Наполеон до сих пор сомневался, стоит ли тащиться через Атлантику ради сомнительного удовольствия нарядить тощую ёлочку и поужинать с родителями стряпнёй из соседского ресторанчика.
Во-вторых, Наполеон не был уверен, что хочет показывать своих родителей Илье. Именно так, не знакомить Илью с родителями, а показывать их — ему. Илья, конечно, будет вежлив и предупредителен и скажет, что у Наполеона очаровательная мама, а отец умный и интересный собеседник. Сам Наполеон считал маму взбалмошной и романтично-экзальтированной — а что ещё можно сказать о женщине, назвавшей сына Наполеоном? Отец преподавал в местном университете историю искусств. В штате, снабжавшем кукурузой, зерном и свининой половину страны, сыновья фермеров не очень-то рвались знакомиться с шедеврами Возрождения. Самый высокий конкурс был на специализацию по агрономии, следом шли ветеринария и инженерное дело. Диплом магистра искусств не поможет починить сломавшийся в страду комбайн или определить, чем болен поросёнок. Отец любил поговорить о мещанстве и тупости, о непонимании гения толпой, о трудном пути того, кто выбрал духовные ценности — но сам даже не пытался перебраться в другое место, сжившись с ролью непризнанного таланта. Наполеон сбежал от всего этого, как только ему исполнилось шестнадцать. Сбежал через призывной пункт, война в Европе казалась ему не такой страшной, как двадцать три раза за вечер повторенная новость о снегопаде — местном аналоге тайфунов и землетрясений — или разговоры о том, что группу на курс «Восемнадцатый век в музыке и архитектуре» в зимнем триместре опять не удалось набрать, ох уж эти тупоголовые фермеры!
Как так получилось, что они решили «обменяться праздниками»? Был разговор о Рождестве. Илья такого праздника не признавал, как не признавал его и весь Советский Союз. Наполеон увлёкся, говорил о ёлке (ладно, ёлки наряжают и в СССР), о первой звезде, об ощущении волшебства, о волхвах с подарками и рождественской мессе, о детской вере в чудо, которая остаётся и поддерживает всю жизнь... «Вы сами не знаете, чего лишаетесь, Угроза».
Глаза Ильи светились той самой надеждой на чудо, детски-наивной и прекрасной. Он тоже вспоминал: бабушку, игрушки на ёлке — красноармейца в будённовке и балерину в пачке из папиросной бумаги — и даже признался, почти шёпотом, что однажды был в церкви на Рождество — в сорок первом, точнее, в сорок втором, но по церковному был ещё сорок первый, что-то там про старый и новый стиль; он не хотел идти, но бабушка попросила, и он стоял там, среди горящих свечей и золота икон, среди плачущих женщин, которые пришли просить у Бога защиты для своих мужчин, пока мужчины на фронте защищали их и Москву; а потом было так стыдно, он так и не признался, что был в церкви, ни друзьям не рассказывал, ни матери, никому, а вот тебе, Ковбой, сейчас рассказал почему-то.
Наполеон опомнился, когда решающая фраза «Поедем, покажу тебе наше Рождество» уже прозвучала. У Ильи было своё волшебство, только с ним Наполеон переставал контролировать слова и действия.
Сейчас он нервничал, да, немного. Не каждый день знакомишь напарника, большевика и красную угрозу, с родителями, которых не видел пять лет. Он нервничал и пил «Лафройг» небольшими глотками, размеренно, смакуя и перекатывая на языке, а хотелось проглотить залпом.
Когда Илья чертыхнулся и полез во внутренний карман куртки за коммуникатором, Наполеон почти надеялся, что это Уэверли и что отпуск сейчас отменится.
Сглазил.
— Канал Д, здесь Курякин, — произнёс Илья, затем приложил трубочку коммуникатора к самому уху, чтобы случайно оказавшиеся рядом гражданские лица не смогли подслушать разговор. Слушал минуты две, сказал «Понял, приступаем» и кивнул Наполеону на выход.
— Что там за пожар, Угроза?
— Всё по дороге, нам надо срочно на рейс до Вены, его задержат для нас. Бегом, Ковбой.
Устроившись в кресле бизнес-класса — Уэверли, однажды слетав с Ильёй эконом-классом и пронаблюдав его мучения, перестал ворчать про расход средств трэвел-бюджета — и отдышавшись после пробежки, Илья возмущённо зашептал:
— Ну что за люди эти экстремисты! Никакого уважения к чужим планам! Надо додуматься — планировать взрывы на праздники! Нет бы в рабочее время, всё не так обидно.
— Давай по порядку, Угроза.
— По порядку. Поступила информация. Какая-то группировка, связанная с ТРАШ — но не сам ТРАШ — собирается устроить взрыв в соборе Святого Стефана в Вене во время рождественской мессы. Потом на детской ёлке в Кремле. Потом в Эмпайр стейт билдинг — в новогоднюю ночь.
Действительно, никакого уважения.
tbc
@темы: Снежный шар, фандомное, Новогоднее
Какая любопытная заявка на аушку, которую, как бы говорится, почитать да во всех направлениях - и про раскрытие заговора, и про отставку Хрущева с Шелепиным, главой государства, и, конечно же, про ОБК.))
Интересно!)) Спасибо, дорогой автор.
*заглядывает во все углы, под диван и книжный шкаф* А где же? Где же? Что было дальше, а?
Тут такая параллельная реальность нарисовалась, так круто и ...всё????
Что знакомство с родителями сорвалось, я еще могу пережить, попохже познакомятся, когда мир спасут, не впервой же, да? Но куда, зачем бежали? Что было???
Автор, так заинтриговали, что свербит во всех местах! Допишите уж! Пожалуйста
Присоединяюсь к ожидающим продолжения
Очаровательное вступление.