Название: Повод для смеха
Автор: засекречено до 02.01.2018 включительно
Размер: мини, 1131 слово
Пейринг/Персонажи: Илья Курякин, Наполеон Соло
Жанр: шпионская романтика, юмор
Категория: преслэш
Рейтинг: NС-17
Подарок для NikaDimm
Развернуть подарок
Люди не могут устоять перед теми, кто их смешит.
С. Моэм
С. Моэм
Смех - отличная приправа к страсти.
М. Фрай
М. Фрай
Соло не любил, когда Курякин нервничал на работе. Курякин на нервах – это сломанные в трех местах носы (до встречи с русским Соло и не знал, что такое возможно), пачками взлетающие в воздух здания и акробатические автогонки в центре Парижа. Взглянув в эти бешеные страшные глаза, пленные хлопались в обморок, где и пребывали до самого прибытия на базу. Что вообще-то было очень предусмотрительно с их стороны.
Соло довольно быстро понял, что приступы Курякина провоцируют моменты, когда они вдвоем попадают в безнадежные ситуации. Но когда в аналогичных ситуациях Курякин оказывался один, все проходило тихо, мирно, чинно, благородно. Никаких фейерверков и оторванных конечностей. Он действовал словно робот, непрошибаемый и спокойный. Когда в точке эвакуации не оказалось катера, он вышел на связь и вежливо просил поторопиться, поскольку окружен, а него прострелена правая рука и уже час, как кончились боеприпасы. Но когда из-за грозы вертолет опоздал к ним обоим, а на руках Курякина лежал потерявший сознание Соло, русский в эфире ругался так, что морские вертолетчики уважительно косились на него всю обратную дорогу. Штабные радисты заполнили целый блокнот нецензурными конструкциями на шести языках авторства Курякина. Соло даже стало немного неудобно за свой обморок, просто было очень жарко, а он два дня просидел в плену без еды и воды.
Наполеон не был гениальным полководцем, но в любовных баталиях он был профи. Сообразив, что к чему, он испытал эйфорию предвкушения. Соло снова почувствовал себя шестилетним малышом, подобравшим ключ к черному ходу кондитерской Ландеров. Он собирался попробовать всё, и ничто не могло его остановить. Знание, что от страха за его жизнь напарник буквально сходит с ума, кружило голову и наполняло сердце шипучими пузырьками радости. Жизнь казалась ярче и острее, и он с трудом сгонял с лица норовящую прописаться там улыбку. Но на то, чтобы аккуратно приучить Илью к мысли, что их близость неизбежна, требовалось время, а его могло и не быть. Заподозри правду Уэверли, он разбил бы их сладкую парочку, поэтому нужно было что-то делать.
Тоннель под старым городом в Падуе внезапно закончился тупиком, а далекий топот преследователей беспощадно приближался. Черное, стылое подземелье вокруг стремительно повышало свои шансы стать могилой. Соло напрягся. В тусклом свете двух нагрудных фонариков он четко уловил знаки близкого нервного срыва Курякина: надрывное дыхание, закаменевший силуэт и мелкий тремор скрюченных пальцев, застрявших в движении между расслабленной прямотой и сжатием в кулак. Это был момент, после которого Илья шел в разнос. Наполеон наморщил лоб, пожевал нижнюю губу и рискнул.
- Однажды в Дувре у меня был похожий случай. С ревнивым мужем, страусиными яйцами и пещерами контрабандистов, - начал он.
История была смешной, может, и не уморительной, но забавной, и отсутствие реакции слегка обижало. Несколько секунд Илья смотрел в недоумении, но потом его губы расслабились, став из тонкой жесткой линии соблазнительно округлыми и манящими. Как тогда, в отеле Рима, когда Наполеон бросил ему в руки часы. У глаз Ильи залучились морщинки, и Наполеон услышал раскатистый, бархатный смех. Он не смог не засмеяться в ответ.
Потом Илья рассказывал истории, а Наполеон смеялся. Он хохотал, устанавливая растяжки из гранат и уползая внезапно обнаруженным боковым туннелем, улыбался, отстреливаясь от расставленных в оцеплении бойцов местной мафии, и ржал в автомобиле по дороге на явочную квартиру. Даже тогда, когда Илья выпутывал из его кудрей осколки стекла и дезинфицировал шишку на затылке, он хихикал над очередной байкой своего напарника. С тех пор Наполеон научился смеяться и при этом прицельно стрелять, а главное, не забывать блокировать эфир во время их с Ильей пересмешек. Курякин контролировал себя все лучше, перешучивались они больше для удовольствия, но была в этом некая доверительная интимность. Соло нравилось, и он хотел этого только для себя. Смеяться, глядя друг другу в глаза, оказалось невыразимо приятно.
Особняк барона Штайна, хоть и находился не так далеко от центра Вены, имел обширный парк, включающий тенистую рощу, два пруда, фонтаны и лабиринт. Окна обеих хозяйских спален и кабинета барона выходили в парк, чем и воспользовался Курякин, занявший позицию на столетнем дубе. С гарнитурой на голове (наушник и микрофон) и винтовкой с оптическим прицелом в руках он наблюдал за напарником и баронессой. Пользуясь отъездом барона по делам (катание с любовницей на лыжах в Аспене), Наполеон познакомился в опере с его женой и легко получил приглашение на стаканчик перед сном. Впрочем, до сна было еще далеко. Пока же Наполеон, в ухе которого тоже прятался миниатюрный наушник, усердно работал языком, стараясь довести баронессу до второго оргазма. И именно этот момент Илья выбрал, чтобы рассказать анекдот.
Наполеон прыснул, а потом затрясся от хохота. Он ничего не мог с собой сделать. Неожиданность, комизм и абсурдность ситуации полностью снесли его контроль. К счастью, его прерывистое, горячее дыхание, вибрации языка и немножко слишком сжавшиеся зубы, отправили баронессу в столь сильный оргазм, что она ничего не заметила.
Когда женщина уснула, Соло перебрался в кабинет, подключил микрофон и дал волю чувствам:
- Ты спятил?! Знаешь, дама может и обидеться, если увидит, что кто-то ржет, делая ей кунилингус!
- Ты так серьезно сопел. Да и продвигалось все не особенно быстро.
- А ты куда-то торопишься? – поинтересовался Соло, колдуя над механизмом сейфа.
- Мне домой пора. Принять ванну, выкурить косячок, сделать маникюр.
- В твоем случае лучше подойдет эпиляция. Подкормит мазохизм, который ты называешь тренировкой умения терпеть боль. А еще…
- Я знаю, что ты делаешь, - перебил Курякин, и Соло немедленно понял – вот оно.
Он ждал этого разговора. На первый взгляд, обстановка совсем не подходила, но быть может, мизансцена, когда один фотографирует документы, а другой, сидя на ветке, смотрит на него в оптический прицел, и есть лучший момент для выяснения отношений двух агентов.
- И я тебе очень благодарен, - вежливый тон Ильи был достоин занесения в учебник по великосветскому этикету.
- Не стоит благодарности, я для себя стараюсь. Это мой способ сказать, что я тебя тоже.
Это заткнуло Курякина надолго.
Наполеон успел закончить работу, выбраться из особняка, и войти в парк, а Илья все еще молчал. Закинув винтовку за плечи, несколькими четкими движениями прирожденного гимнаста, Курякин спустился с дерева и неодобрительно уставился на Соло.
- Что бы ты себе ни надумал, я не буду с тобой спать. Это непрофессионально, это слабость и уязвимость.
- Ладно, - легко согласился Соло. – Если ты не готов мне этого дать, мы не будем вместе спать. Мы будем вместе смеяться, вместе жить, вместе убивать и умирать.
- Сука! Какая же ты сука! – Курякин говорил по-английски, но это хорошо знакомое Наполеону слово он произнес по-русски. И звучало оно не обидно. В нем слышалась типичная Курякинская суровость пополам с огромным удивлением. – Ты – жадный. Неосторожный. Неотразимый.
Он развернул Наполеона и всем телом прижал его к дереву.
- Убью, если бросишь. Не боишься?
В качестве ответа Соло выбрал поцелуй.
Их первый поцелуй был неловок, неаккуратен и нелеп. Как их первое совместное задание. Но, как и в разведке, в сексе они тоже быстро выучились работать вместе. Через месяц Курякин мог заставить Соло кончить от одного лишь поцелуя.
Соло узнал об этом, проиграв Курякину спор.
Впрочем, он сам подставился, не уточнив, куда именно надо было целовать.