У него уже сто лет не водилось носового платка. У него был меч. (с)
С Новым годом! А в штабе А.Н.К.Л. праздник в разгаре!
Название: Приметы
мини-пьеса
Автор:засекречено до 02.01.2017 включительно NikaDimm
Размер: мини, 3340 слов
Действующие лица: Илья Курякин, Наполеон Соло, Габи Теллер
Категория: джен, преслэш, юст
Рейтинг: G
Предупреждение: Подарок для Ren Strangel
читать дальшеЗанавес. На нём огромный плакат к фильму "Агенты АНКЛ": в середине Габи, в моднючем мини-платье, скептически рассматривает зрителей поверх темных очков в белой оправе, по правую руку Илья, в куртке и кепке, целится куда-то в сторону кулис, по левую Наполеон в костюме с иголочки демонстрирует иронично задранную бровь и держит пистолет дулом вверх, непрофессионально, но эффектно.
Сцена 1
Занавес расходится, пустая сцена, на заднике – типичная турецкая деревня, глиняные дувалы, кипарисы, вдалеке на склоне пасётся стадо коз. Звучит саундтрек из финала фильма (Nina Simone “Take Care of Business”), сквозь него прорываются звуки пистолетной пальбы, невнятные гортанные крики. На сцену выбегает Габи (уже в другом моднючем платье, сапогах и летнем пальто нараспашку), откуда-то сверху выпрыгивает, ловя на лету кепку, Илья в коротком бежевом плаще, под которым голубая, в цвет глаз, водолазка и бежевые брюки; наконец, в немыслимом кувырке выкатывается Наполеон, мгновенно вскакивает, распрямляется; он в очередном идеальном костюме, вот только рукав пиджака порван в пройме. Все трое сталкиваются в центре сцены и замирают в тех же позах, что на плакате к фильму: Габи по центру, мальчики по бокам, очки, пистолеты, бровь. Секунду стоят неподвижно, затем раздаётся автоматная очередь – Илья мгновенно перемещается, прикрывая Габи, отталкивая Наполеона и ухитряясь при этом сам уйти из-под обстрела, затем Габи убегает, а Илья и Наполеон падают и, прикрывая друг друга и отчаянно паля прямо в зрительный зал, ползком отступают в глубь сцены. К автоматным и пистолетным выстрелам добавляются стоны и невнятные проклятия (прим. звукорежиссёру: звуки должны идти из-за спин зрителей, там находятся те, в кого стреляют агенты; ругательства должны звучать так, чтобы слов не разобрать, но ощущение, что кричат на турецком или арабском). Появляется автомобиль – фиат, напоминающий зрителям родные "жигули", но в модификации "кабриолет" – Габи за рулём, Наполеон мгновенно оказывается рядом с ней, Илья спиной вперёд прыгает на заднее сиденье, продолжая отстреливаться. Пейзаж на заднике сцены начинает двигаться (прим. постановщику: лучше всего сделать экран и пустить по нему изображение, не придётся возиться с декорациями). Выстрелы стихают, из звукового сопровождения остаётся свист ветра и визг шин на поворотах. Горные дороги, безумная скорость, автомобильчик петляет, забираясь всё выше, попадает в полосу тумана, затем по обочинам появляется снег, наконец пейзаж становится совсем зимним. Илья время от времени перегибается через борт с риском выпасть из автомобильчика – как будто оставляет на дороге какие-то заметки или бросает что-то.
В просветах между заснеженными вершинами мелькают долины. Автомобиль снижает скорость и наконец останавливается на поляне у бревенчатого горного домика с покатой крышей, печной трубой, окошками. Рядом с домом сложена поленница дров, в глубине сцены со скалы стекает ручей. Ярко светит солнце. Илья выскакивает из машины первым – мощным прыжком перемахивает через борт, с пистолетом наготове, слегка пригнувшись, крадётся к домику, замирает, прислушивается, сбоку осторожно заглядывает в окно, затем распахивает дверь, а сам отшатывается к стене, наконец скрывается в доме. Через некоторое время появляется уже в чердачном окне наверху, делает какой-то знак рукой и снова исчезает. Агенты выходят из автомобиля, потягиваются, разминают ноги.
Габи: – Оторвались!
Наполеон: – Ненадолго. Сейчас они сообразят, что мы могли сбежать только в горы, и начнут прочёсывать местность.
Габи: – Но мы же успеем сообщить Уэверли?
Наполеон: – Конечно. (В сторону, тихо) А вот успеет ли он прислать подмогу?.. (Снова к Габи, громко и беззаботно) Уверен, у нас есть часа два. Может, даже три. А за три часа мы сделаем из этой избушки укреплённый форт, который продержится минимум сутки. (Снова в сторону) Продержался бы, будь у нас неограниченный боеприпас.
Габи: – Илья! (Очень громко и нервно) Иль-я!
Илья снова появляется в чердачном окне, уже без плаща, с наушниками на шее. Ловко выбирается на подоконник и с него на крышу, тянет за собой тонкую проволоку.
Габи: – Илья, ты сообщишь Уэверли?
Илья: – Уже антенну пробрасываю. В доме не ловит. Как насчёт чая и пары бутербродов? Пока время есть.
Габи выглядит успокоенной.
Илья удобно устраивается на скате крыши, уперевшись ногами в печную трубу, надевает наушники, достаёт из-за пазухи небольшую рацию и начинает настраивать, доносится негромкое: "Приём, приём. Канал Д, слышите меня? Приём". Дальше он бурчит что-то неразличимое, видимо, докладывает, держа рацию возле самого рта. Наконец произносит: "Роджер" и показывает кулак с оттопыренным вверх большим пальцем – "Всё ОК".
Габи убегает в дом, там чем-то гремит. Наполеон снимает пиджак, рассматривает прореху, вздыхает. Складывает пиджак и бросает его в автомобиль, достаёт из багажника чемоданчик, раскрывает его на сидении автомобиля и начинает не спеша обходить периметр, время от времени нагибаясь. Видно, что ему холодновато в тонкой рубашке и жилетке, но дело важнее.
Илья: – Этот датчик лучше передвинь левее. Примерно на метр. А между кустами растяжку бы поставить.
Наполеон: – Больше не считаешь нашу технику каменным веком?
Илья: – На безрыбье и рак рыба. Свои я все по дороге оставил.
Наполеон: – Извини? В каком смысле оставил?
Вдалеке слышен грохот взрыва.
Илья: – Вот в этом самом смысле.
Снова грохот, три раза подряд, перерастающий в громовые раскаты.
Наполеон: – Это уже непохоже на взрыв.
Илья: – Нет. Это уже похоже... – Ловко поднимается на самый конёк и стоит, балансируя и вглядываясь вдаль, голубая водолазка делает его почти невидимым на фоне ясного неба. – Лавина. Серпантин перекрыла. Минимум в двух местах, а то и в трёх.
Наполеон: – Ты так и рассчитывал?
Илья: – Что они ухитрятся напороться на четыре мины подряд и вызовут сход лавины? Нет, на такое везение я даже не надеялся. Цепью они, что ли, по дороге шли? Причём поперёк.
Габи обеспокоенно выглядывает из дома.
Габи: – Что у вас здесь?
Наполеон: – У нас добрые вести.
Илья: – Ага. Плохие парни до нас теперь нескоро доберутся.
Габи: – А Уэверли?
Илья оборачивается в другую сторону. Смотреть, как он держит равновесие, будто канатоходец, страшно, Габи тихонько ойкает.
Илья: – Уэверли тоже нескоро.
Ловко соскальзывает с крыши обратно в чердачное окно, выглядывает из него.
Илья: – Думаю, теперь у нас есть не три часа, а три дня. Может, даже неделя. Практически отпуск в горах.
Наполеон: – Почему?
Илья: – Потому что вон там над горой белое облачко, видишь?
Наполеон: – И что?
Илья: – Примерно через час это облачко посереет и двинется сюда. Через два часа оно превратится в снежную бурю. Перевалы закроются, техника не подойдёт к завалам. Вертолёты тоже в такую погоду не взлетят.
Наполеон: – То есть мы здесь заперты?
Илья: – Мы заперты здесь, а те, кто за нами охотится, заперты там. Не худший вариант.
Габи: – Так ты на это рассчитывал? Когда сказал мне сворачивать на верхнюю дорогу?
Илья: – И на это тоже. А вы разве нет?
Габи и Наполеон переглядываются. Наполеон задирает подбородок – видно, как ему не хочется признавать, что Илья оказался более предусмотрительным.
Габи: – Я – нет. Я думала, ты решил занять круговую оборону на вершине горы и дорого продать наши жизни.
Илья: – У нас нет задачи продать наши жизни на этом задании, даже дорого. У нас задача – чтобы враги отдали свои.
Наполеон: – За мою жизнь скоро никто и ломаного гроша не даст. Я здесь замёрзну насмерть.
Илья: – Бросай свои ловушки, иди печку растапливай. Умеешь?
Наполеон проходит к поленнице. По его виду ясно, что растапливать печку он не умеет, но ни за что в этом не признается.
Илья: – Так что насчёт чая и еды?
Габи: – А там плиты нет. Чайник есть, а плиты нет.
Илья: – Так печка же. А в подполе ледник с припасами. Тут зимовать можно, не то что несколько дней пожить.
Наполеон, с подозрением: – Ты что, бывал здесь раньше?
Илья, назидательно: – Оперативный осмотр точки базирования предполагает фиксацию всех факторов, важных для функционирования объекта. – Косится на Габи и добавляет: – Иными словами, я сначала убедился в наличии продуктов, воды, дров и тайника с боеприпасами, а потом уже пошёл налаживать рацию. Иначе что бы я докладывал Уэверли?
Габи, эхом: – Тайника с боеприпасами?
Наполеон: – Ты и тайник успел обнаружить?
Илья: – На штатном месте, по инструкции. Все эти натовские точки устроены по одному стандарту. По британскому. Сейчас ещё разберусь с генератором – и порядок.
Наполеон набирает дрова, тащит в дом, возвращается с чайником и наполняет его из ручья, заодно забирает с сиденья чемоданчик и испорченный пиджак. Илья скрывается на чердаке. Габи остаётся на полянке одна, обхватывает себя руками, зябко ёжится. Выходит на авансцену, занавес закрывается у неё за спиной.
Габи: – Стамбул, жара, бани, море... Ага, как же. Сколько раз я уже зарекалась верить Уэверли?..
Медленно уходит.
Сцена 2
Занавес открывается. Типичный интерьер "альпийского шале": бревенчатые стены, тяжёлые деревянные балки, на полу какие-то меховые шкуры, в одном углу большая печь-камин, выполняющая сразу три функции: освещения, обогрева и приготовления пищи. Рядом с ней стол, за которым расположился Наполеон: что-то режет и ссыпает то в кастрюлю, то в сковородку. Стол освещает стоящий на нём массивный бронзовый подсвечник с несколькими свечами. Наполеон очень красив: его лицо в мягком свете свечей кажется совсем молодым и загорелым. Илья в другом углу возится со стареньким приёмником, пытаясь подсоединить его к рации и добиться нормального звука. Приёмник сопротивляется: хрипит, шипит и плюётся обрывками мелодий, то ранние Битлы, то "Подмосковные вечера" в джазовой обработке, то аргентинское танго. Внезапно прорывается "Musiсa stasera", Наполеон оглядывается от печки (у него там что-то шкворчит и булькает), но волна уплывает и мелодия сменяется энергичным мужским голосом на непонятном языке, потом восточным ритмом, пиканьем морзянки, несколькими репликами притворно взволнованным женским голосом, бодрой рекламной песенкой и т.д. Похоже, приёмник наотрез отказывается фиксироваться на одной радиостанции.
Габи расположилась на большом низком диване в восточном стиле. Диван весь завален пёстрыми подушками самых разных форм и размеров, а Габи свернулась калачиком, так что теряется на нём. Зритель может даже не заметить её, пока она не пошевелится.
Илья: – Нет, бесполезно. Не держит настройку.
Наполеон: – Обед почти готов.
Илья, поворачиваясь к Габи: – Не грусти, девочка из мастерской! Сегодня мы в безопасности, наши враги далеко, в очаге горит огонь, на столе у нас хлеб и вино, а вечером на городской площади будут танцы!
Наполеон и Габи говорят одновременно, перебивая Илью и друг друга.
Наполеон: – Вообще-то не "хлеб и вино", а полноценный обед: паста с сыром, телятина с баклажанами и яблочный пирог.
Габи: – Какие танцы без музыки? И вообще, это из какой-то книги?
Илья: – Кажется, из книги, только я не помню из какой. А музыка будет. Обещаю.
Габи смотрит недоверчиво. Илья встаёт, подходит к дивану, легко поднимает Габи на руки и переносит за стол. Наполеон расставляет тарелки. Все принимаются за еду.
Наполеон: – Это, конечно, не ризотто с чёрным трюфелем...
Илья: – Ну что ты, Ковбой, отличный ужин. Спасибо! (В сторону) Макароны недоварены, но у них все так готовят. Пора бы мне уже привыкнуть.
После обеда Наполеон и Габи пьют кофе, для Ильи Наполеон заваривает чай.
Габи: – И где же музыка и танцы?
Илья: – Сейчас всё будет.
Встаёт, уходит, слышен скрип лестницы. Возвращается с гитарой в руках, на ходу подстраивая. Садится, ещё немного настраивает, склонив голову к деке, наконец всё готово.
Илья: – Наполеон, пригласи даму на вальс.
Наполеон: – Может, лучше танго? Вальс уж слишком старомоден.
Илья: – Хочешь посовременнее? Пожалуйста.
Илья выдаёт "Twist and shout". Поёт он на английском без акцента. Габи вскакивает, начинает пританцовывать, увлекает за собой Наполеона. Илья смотрит на них, на лице грусть, но когда Наполеон оборачивается к нему, тут же склоняется к гитаре, пряча лицо. Песня заканчивается, Илья без паузы переходит на танго (и поёт то ли на испанском, то ли на португальском), а затем на что-то рок-н-ролльное. Наконец Габи со стоном падает на диван. Наполеон галантно целует её руку и отходит к печке-камину, мешает кочергой угли, подбрасывает поленья. Илья продолжает наигрывать попурри из популярных мелодий, как будто не может выбрать. Наконец останавливается на романсе.
Илья: – Я ехал к вам. Живые сны
За мной вились толпой игривой
И месяц с правой стороны
Сопровождал мой бег ретивый.
Габи смотрит вопросительно.
Наполеон: – О, сейчас переведу. Герой едет к своей даме, представляет себе их встречу, у него игривые мечты. Месяц за правым плечом – доброе предзнаменование.
Илья: – Я ехал прочь: иные сны.
Душе влюблённой грустно было.
И месяц с левой стороны
Сопровождал меня уныло.
Наполеон (он говорит тихо, почти шёпотом, и старается не перебивать Илью, а успевать в паузах): – Герой возвращается, ему грустно в разлуке, и месяц теперь уже слева, это дурная примета.
Илья: – Мечтанью мирному в тиши
Так предаёмся мы, поэты,
Так суеверные приметы
Согласны с чувствами души.
Наполеон: – Вот так мы, поэты, мечтаем в тишине, и суеверия поддерживают наши чувства.
Илья берёт финальный аккорд, поднимает голову, Габи хлопает.
Габи: – Илья, ты музыкален. Почему ты делаешь вид, что не умеешь танцевать?
Наполеон, тихо и в сторону: – И почему об этом нет ни слова в твоём досье?
Илья: – Габи, не обижайся. Ну не хочу я танцевать. Глупое занятие. – Видит, как вытягивается лицо Габи, и поспешно добавляет: – Для любителя, я имел в виду. Для того, кто этому не учился. А заниматься балетом очень здорово, после него любые приёмы самообороны быстро осваиваешь.
Габи, примирительно: – Значит, у тебя есть такая примета – за каким плечом луна?
Наполеон едва слышно фыркает.
Илья: – Почему у меня? – он рассеянно перебирает струны.
Габи: – Раз ты пишешь об этом в стихах...
Илья: – Это не мои стихи, ты что?
Наполеон, громко, перебивая Илью: – Это Пушкин.
Илья: – Я не писал стихов. Почти не писал. А примета общая.
Габи: – А свои приметы у тебя есть?
Илья: – Свои – в смысле только для себя?
Габи: – Да. Только для себя. – Оборачивается к Наполеону: – А у тебя есть?
Наполеон, кивая: – Конечно, есть. Агенты вообще суеверны.
Илья: – К чему этот разговор? Кто верит в приметы?
Габи: – Я верю. Расскажите, какие у вас приметы? А я расскажу про свою.
Илья хмурится. Видно, что ему не нравится, в какую сторону свернула беседа. Он начинает было наигрывать ещё какую-то мелодию, явно готовясь запеть снова и этим перебить разговор.
Наполеон: – Моя примета – это легко. Мне нужно что-нибудь стащить. Какую-нибудь мелочь, браслет или цепочку. Или часы. Или ещё что-нибудь.
Илья поднимает голову при слове "часы" и смотрит так, что всегда самоуверенный Наполеон смущается.
Наполеон: – Нет, твои часы я не крал. Зато...
Долгая пауза, Илья и Наполеон смотрят прямо в глаза друг другу, а потом Илья с криком "Кепка! Серая, любимая!" бросается на Наполеона, прижимает к стене и начинает душить. Отброшенная Ильёй гитара с длинным стоном падает на диван (впрочем, очень аккуратно), Габи взвизгивает и пытается их разнять. Илья не реагирует. Габи пинает его в голень.
Илья: – Ай! Ты что, больно же!
Габи: – Отпусти его немедленно! Не смей!
Илья: – Ты что? Это шутка была. – Выпускает Наполеона.
Наполеон быстро проходит на авансцену, приглаживает руками волосы, поправляет одежду.
Илья: – Даже следов не осталось, посмотри сама. Если бы я душил, уже бы синяки налились, поверь мне. Наполеон, покажи ей свою шею.
Наполеон: – Да, это была шутка. Всё в порядке. – Поворачивается к Габи, задирает подбородок, она подбегает, осматривает его шею, выдыхает облегчённо и немного виновато. Наполеон отворачивается, по-прежнему высоко держа голову. Проводит пальцами по горлу, поглаживающим движением, будто ласкает следы пальцев Ильи. – Всё в порядке. Шутка.
Илья и Габи о чём-то переговариваются на заднем фоне, судя по жестикуляции, Габи одновременно ухитряется просить у Ильи прощения и распекать его за такие шуточки.
Наполеон, в зрительный зал: – Я учился у самого папаши Джо, короля карманников Южного Бронкса. У него стащить мелочёвку было разминкой перед большим делом, что-то вроде тренировки. Или жертвы воровскому богу. Он никогда не брал себе эту мелочь, или возвращал, или выбрасывал. Говорил, что если тебе суждено в этот день сесть в тюрягу, то уж лучше за ерунду, чем за серьёзную кражу. Всего один раз я пошёл на дело без "разминки".
Габи будто вспоминает о существовании Наполеона, подбегает, хватает за руку и тащит на середину сцены. Наполеон думает, что опять танцевать, уже заносит руку, чтобы обнять её за талию. Илья возвращается к гитаре, начинает перебирать струны, готовясь сыграть ещё одну танцевальную мелодию, похоже на рэгги.
Габи: – Илья! Твоя очередь рассказывать. – Ловко уворачивается из рук Наполеона и прыгает на диван, устраивается рядом с Ильёй, облокотившись на него как на спинку. Илья чуть заметно напрягается и замирает. Наполеон стоит посреди гостиной и глядит на них.
Илья: – Да нечего особо рассказывать. Кепка и есть моя примета. Ребята однажды спрятали, я искал-искал, домой не хотел возвращаться без неё. Нашёл всё-таки. А наш дом в это время разбомбили.
Илья встаёт и выходит на авансцену. Габи остаётся сидеть в такой позе, как будто продолжает на него облокачиваться. Наполеон тоже продолжает смотреть на то место, где сидел Илья. Илья говорит, обращаясь к зрителям, торопливо, будто боится не успеть или что его отсутствие заметят.
Илья: – Отца арестовали в конце мая. Как-то так получилось, что в школе об этом не узнали – годовые экзамены, каникулы. Меня даже из пионеров не выгнали. А потом началась война. Мать пошла работать – санитаркой, в госпиталь "Медсантруд". А с конца июля начались бомбёжки.
Мы жили тогда на Яузе, в высоких двухэтажных домах из тёмно-красного кирпича. Дома эти какой-то купец построил для своих рабочих, ещё до революции. Там были большие печи, умывальники в каждой комнате. И там тоже никто не знал про отца, что его арестовали.
А Пашка Пистолет как-то узнал. Пистолет – это по фамилии прозвище, Токарев. Ну и не только по фамилии, конечно. Он меня доставал, исподтишка, подленько. Шантажировал, что всем расскажет. Я не поддавался, но про себя решил: если расскажет, не буду жить с позором, застрелюсь. Глупость, конечно. Старый отцовский револьвер у меня остался. И кепка, тоже отцова. Я её носил каждый день, даже в жару в ней ходил.
Пашка её не спрятал, а на дерево закинул. Высоко. Я три раза срывался. А потом никак слезть не мог. Руки дрожали, ладони все ссадил в кровь. А Пашка стоял и смотрел. И смеялся. Когда понял, что я всё-таки слезу, убежал. Я ещё долго умывался, руки оттирал, даже рубаху пытался застирать, она вся в липовой пыльце была, жёлто-зелёная. А когда домой вернулся, вечером уже, на месте нашего корпуса воронка была и обломки стен. И пыль кирпичная. Я вовремя вернулся, мать как раз с работы бежала, даже испугаться не успела, сразу меня увидела, поняла, что живой.
А Пашку я потом видел, когда завалы стали разбирать. Лицо белое и спокойное такое, живым никогда его таким не видел. Говорили, мгновенно умер. Осколок в печень.
Тогда я понял, какой дурак был, что застрелиться хотел.
Илья быстро возвращается на место. Габи и Наполеон, застывшие на время его речи, отмирают. Наполеон делает шаг к Илье, как будто хочет обнять или положить руку на плечо, но не решается. Габи вскакивает, внезапно становится в балетную позу и делает несколько оборотов фуэте.
Габи: – А у меня тоже примета есть. Перед началом любого дела в моторе покопаться. Тогда обязательно повезёт. Помнишь, в Берлине? Ты пришёл, я как раз заканчивала. И у нас всё получилось. Нам повезло!
Наполеон: – Нам повезло, а Илье нет. Хотя он был в кепке.
Илья: – Мне тоже повезло. Там было минное поле, между прочим. И я на него спрыгнул. А как ты вообще начала копаться в моторах, девочка из мастерской?
Габи: – Отчим приучил. Он как раз хотел, чтобы я стала балериной. Но учил ремеслу, просто на всякий случай. А потом он заболел, а в гараже стояла машина... очень важного человека. И я её починила. Рано утром прибежала в гараж, потому что днём у меня был просмотр. В труппу Берлинского балета. И я всё успела.
Илья: – И тебя взяли в труппу. А через два месяца ты уволилась, потому что тебя завербовал Уэверли.
Габи вспыхивает: – Посмотрел досье, да?!
Илья: – Ещё до начала операции. Посмотрел и понял, что на такую операцию – только в кепке.
Наполеон, стоявший неподвижно, вдруг делает шаг к Илье и забирает у него гитару.
Наполеон: – Ну вот и познакомились наконец. Теперь я знаю, что нельзя утаскивать кепку или часы... – поворачивается к Габи – или серёжку, ту, в которой жучок...
Илья: – И ещё запасную обойму не таскай. Я на неё рассчитываю, знаешь ли.
Наполеон: – А если Габи завтра захочет покопаться в моторе, ни в коем случае нельзя её отговаривать.
Габи: – А я больше не буду обижаться, если ты вытянешь мою помаду из сумочки, как в Стамбуле.
Наполеон, оскорблённо: – Помада была для дела. Я ею отмечал путь. Не всегда можно рассчитывать на жучок в ботинке, знаешь ли.
Габи поворачивается к Илье, тот серьёзно кивает.
Наполеон: – Ну что, спать?
Илья: – Бессмысленно. Слышишь?
Наполеон: – Что?
Габи: – Что?
Илья: – Вертолёт. Далеко ещё. Минут через пятнадцать будет здесь. Где Уэверли нашёл такого лихого пилота?
Габи: – Снегопад закончился.
Илья: – Тогда понятно. – С мягкой улыбкой: – Он всё-таки за тебя волнуется.
Габи смущается. Наполеон очень внимательно смотрит на Илью. Гул вертолёта становится слышен, постепенно нарастая. Все бросаются собираться, Габи распахивает дверь и выскакивает на крыльцо.
Илья, негромко, обращаясь только к Наполеону: – А танцевать я и правда не умею. Кроме вальса. Научишь?
Пауза.
Наполеон: – Конечно. Танго раньше танцевали только мужчины, парами. А в современных танцах пара вообще не нужна.
Илья: – Пара нужна. Знаешь, есть такая примета: если только познакомился с человеком и в ту же ночь он тебе приснился...
Наполеон: – Ты не помнишь, когда мы сюда прорывались, месяц был справа?
Смотрят друг на друга, потом одновременно делают шаг навстречу, ещё один, ещё...
Занавес

мини-пьеса
Автор:
Размер: мини, 3340 слов
Действующие лица: Илья Курякин, Наполеон Соло, Габи Теллер
Категория: джен, преслэш, юст
Рейтинг: G
Предупреждение: Подарок для Ren Strangel
читать дальшеЗанавес. На нём огромный плакат к фильму "Агенты АНКЛ": в середине Габи, в моднючем мини-платье, скептически рассматривает зрителей поверх темных очков в белой оправе, по правую руку Илья, в куртке и кепке, целится куда-то в сторону кулис, по левую Наполеон в костюме с иголочки демонстрирует иронично задранную бровь и держит пистолет дулом вверх, непрофессионально, но эффектно.
Сцена 1
Занавес расходится, пустая сцена, на заднике – типичная турецкая деревня, глиняные дувалы, кипарисы, вдалеке на склоне пасётся стадо коз. Звучит саундтрек из финала фильма (Nina Simone “Take Care of Business”), сквозь него прорываются звуки пистолетной пальбы, невнятные гортанные крики. На сцену выбегает Габи (уже в другом моднючем платье, сапогах и летнем пальто нараспашку), откуда-то сверху выпрыгивает, ловя на лету кепку, Илья в коротком бежевом плаще, под которым голубая, в цвет глаз, водолазка и бежевые брюки; наконец, в немыслимом кувырке выкатывается Наполеон, мгновенно вскакивает, распрямляется; он в очередном идеальном костюме, вот только рукав пиджака порван в пройме. Все трое сталкиваются в центре сцены и замирают в тех же позах, что на плакате к фильму: Габи по центру, мальчики по бокам, очки, пистолеты, бровь. Секунду стоят неподвижно, затем раздаётся автоматная очередь – Илья мгновенно перемещается, прикрывая Габи, отталкивая Наполеона и ухитряясь при этом сам уйти из-под обстрела, затем Габи убегает, а Илья и Наполеон падают и, прикрывая друг друга и отчаянно паля прямо в зрительный зал, ползком отступают в глубь сцены. К автоматным и пистолетным выстрелам добавляются стоны и невнятные проклятия (прим. звукорежиссёру: звуки должны идти из-за спин зрителей, там находятся те, в кого стреляют агенты; ругательства должны звучать так, чтобы слов не разобрать, но ощущение, что кричат на турецком или арабском). Появляется автомобиль – фиат, напоминающий зрителям родные "жигули", но в модификации "кабриолет" – Габи за рулём, Наполеон мгновенно оказывается рядом с ней, Илья спиной вперёд прыгает на заднее сиденье, продолжая отстреливаться. Пейзаж на заднике сцены начинает двигаться (прим. постановщику: лучше всего сделать экран и пустить по нему изображение, не придётся возиться с декорациями). Выстрелы стихают, из звукового сопровождения остаётся свист ветра и визг шин на поворотах. Горные дороги, безумная скорость, автомобильчик петляет, забираясь всё выше, попадает в полосу тумана, затем по обочинам появляется снег, наконец пейзаж становится совсем зимним. Илья время от времени перегибается через борт с риском выпасть из автомобильчика – как будто оставляет на дороге какие-то заметки или бросает что-то.
В просветах между заснеженными вершинами мелькают долины. Автомобиль снижает скорость и наконец останавливается на поляне у бревенчатого горного домика с покатой крышей, печной трубой, окошками. Рядом с домом сложена поленница дров, в глубине сцены со скалы стекает ручей. Ярко светит солнце. Илья выскакивает из машины первым – мощным прыжком перемахивает через борт, с пистолетом наготове, слегка пригнувшись, крадётся к домику, замирает, прислушивается, сбоку осторожно заглядывает в окно, затем распахивает дверь, а сам отшатывается к стене, наконец скрывается в доме. Через некоторое время появляется уже в чердачном окне наверху, делает какой-то знак рукой и снова исчезает. Агенты выходят из автомобиля, потягиваются, разминают ноги.
Габи: – Оторвались!
Наполеон: – Ненадолго. Сейчас они сообразят, что мы могли сбежать только в горы, и начнут прочёсывать местность.
Габи: – Но мы же успеем сообщить Уэверли?
Наполеон: – Конечно. (В сторону, тихо) А вот успеет ли он прислать подмогу?.. (Снова к Габи, громко и беззаботно) Уверен, у нас есть часа два. Может, даже три. А за три часа мы сделаем из этой избушки укреплённый форт, который продержится минимум сутки. (Снова в сторону) Продержался бы, будь у нас неограниченный боеприпас.
Габи: – Илья! (Очень громко и нервно) Иль-я!
Илья снова появляется в чердачном окне, уже без плаща, с наушниками на шее. Ловко выбирается на подоконник и с него на крышу, тянет за собой тонкую проволоку.
Габи: – Илья, ты сообщишь Уэверли?
Илья: – Уже антенну пробрасываю. В доме не ловит. Как насчёт чая и пары бутербродов? Пока время есть.
Габи выглядит успокоенной.
Илья удобно устраивается на скате крыши, уперевшись ногами в печную трубу, надевает наушники, достаёт из-за пазухи небольшую рацию и начинает настраивать, доносится негромкое: "Приём, приём. Канал Д, слышите меня? Приём". Дальше он бурчит что-то неразличимое, видимо, докладывает, держа рацию возле самого рта. Наконец произносит: "Роджер" и показывает кулак с оттопыренным вверх большим пальцем – "Всё ОК".
Габи убегает в дом, там чем-то гремит. Наполеон снимает пиджак, рассматривает прореху, вздыхает. Складывает пиджак и бросает его в автомобиль, достаёт из багажника чемоданчик, раскрывает его на сидении автомобиля и начинает не спеша обходить периметр, время от времени нагибаясь. Видно, что ему холодновато в тонкой рубашке и жилетке, но дело важнее.
Илья: – Этот датчик лучше передвинь левее. Примерно на метр. А между кустами растяжку бы поставить.
Наполеон: – Больше не считаешь нашу технику каменным веком?
Илья: – На безрыбье и рак рыба. Свои я все по дороге оставил.
Наполеон: – Извини? В каком смысле оставил?
Вдалеке слышен грохот взрыва.
Илья: – Вот в этом самом смысле.
Снова грохот, три раза подряд, перерастающий в громовые раскаты.
Наполеон: – Это уже непохоже на взрыв.
Илья: – Нет. Это уже похоже... – Ловко поднимается на самый конёк и стоит, балансируя и вглядываясь вдаль, голубая водолазка делает его почти невидимым на фоне ясного неба. – Лавина. Серпантин перекрыла. Минимум в двух местах, а то и в трёх.
Наполеон: – Ты так и рассчитывал?
Илья: – Что они ухитрятся напороться на четыре мины подряд и вызовут сход лавины? Нет, на такое везение я даже не надеялся. Цепью они, что ли, по дороге шли? Причём поперёк.
Габи обеспокоенно выглядывает из дома.
Габи: – Что у вас здесь?
Наполеон: – У нас добрые вести.
Илья: – Ага. Плохие парни до нас теперь нескоро доберутся.
Габи: – А Уэверли?
Илья оборачивается в другую сторону. Смотреть, как он держит равновесие, будто канатоходец, страшно, Габи тихонько ойкает.
Илья: – Уэверли тоже нескоро.
Ловко соскальзывает с крыши обратно в чердачное окно, выглядывает из него.
Илья: – Думаю, теперь у нас есть не три часа, а три дня. Может, даже неделя. Практически отпуск в горах.
Наполеон: – Почему?
Илья: – Потому что вон там над горой белое облачко, видишь?
Наполеон: – И что?
Илья: – Примерно через час это облачко посереет и двинется сюда. Через два часа оно превратится в снежную бурю. Перевалы закроются, техника не подойдёт к завалам. Вертолёты тоже в такую погоду не взлетят.
Наполеон: – То есть мы здесь заперты?
Илья: – Мы заперты здесь, а те, кто за нами охотится, заперты там. Не худший вариант.
Габи: – Так ты на это рассчитывал? Когда сказал мне сворачивать на верхнюю дорогу?
Илья: – И на это тоже. А вы разве нет?
Габи и Наполеон переглядываются. Наполеон задирает подбородок – видно, как ему не хочется признавать, что Илья оказался более предусмотрительным.
Габи: – Я – нет. Я думала, ты решил занять круговую оборону на вершине горы и дорого продать наши жизни.
Илья: – У нас нет задачи продать наши жизни на этом задании, даже дорого. У нас задача – чтобы враги отдали свои.
Наполеон: – За мою жизнь скоро никто и ломаного гроша не даст. Я здесь замёрзну насмерть.
Илья: – Бросай свои ловушки, иди печку растапливай. Умеешь?
Наполеон проходит к поленнице. По его виду ясно, что растапливать печку он не умеет, но ни за что в этом не признается.
Илья: – Так что насчёт чая и еды?
Габи: – А там плиты нет. Чайник есть, а плиты нет.
Илья: – Так печка же. А в подполе ледник с припасами. Тут зимовать можно, не то что несколько дней пожить.
Наполеон, с подозрением: – Ты что, бывал здесь раньше?
Илья, назидательно: – Оперативный осмотр точки базирования предполагает фиксацию всех факторов, важных для функционирования объекта. – Косится на Габи и добавляет: – Иными словами, я сначала убедился в наличии продуктов, воды, дров и тайника с боеприпасами, а потом уже пошёл налаживать рацию. Иначе что бы я докладывал Уэверли?
Габи, эхом: – Тайника с боеприпасами?
Наполеон: – Ты и тайник успел обнаружить?
Илья: – На штатном месте, по инструкции. Все эти натовские точки устроены по одному стандарту. По британскому. Сейчас ещё разберусь с генератором – и порядок.
Наполеон набирает дрова, тащит в дом, возвращается с чайником и наполняет его из ручья, заодно забирает с сиденья чемоданчик и испорченный пиджак. Илья скрывается на чердаке. Габи остаётся на полянке одна, обхватывает себя руками, зябко ёжится. Выходит на авансцену, занавес закрывается у неё за спиной.
Габи: – Стамбул, жара, бани, море... Ага, как же. Сколько раз я уже зарекалась верить Уэверли?..
Медленно уходит.
Сцена 2
Занавес открывается. Типичный интерьер "альпийского шале": бревенчатые стены, тяжёлые деревянные балки, на полу какие-то меховые шкуры, в одном углу большая печь-камин, выполняющая сразу три функции: освещения, обогрева и приготовления пищи. Рядом с ней стол, за которым расположился Наполеон: что-то режет и ссыпает то в кастрюлю, то в сковородку. Стол освещает стоящий на нём массивный бронзовый подсвечник с несколькими свечами. Наполеон очень красив: его лицо в мягком свете свечей кажется совсем молодым и загорелым. Илья в другом углу возится со стареньким приёмником, пытаясь подсоединить его к рации и добиться нормального звука. Приёмник сопротивляется: хрипит, шипит и плюётся обрывками мелодий, то ранние Битлы, то "Подмосковные вечера" в джазовой обработке, то аргентинское танго. Внезапно прорывается "Musiсa stasera", Наполеон оглядывается от печки (у него там что-то шкворчит и булькает), но волна уплывает и мелодия сменяется энергичным мужским голосом на непонятном языке, потом восточным ритмом, пиканьем морзянки, несколькими репликами притворно взволнованным женским голосом, бодрой рекламной песенкой и т.д. Похоже, приёмник наотрез отказывается фиксироваться на одной радиостанции.
Габи расположилась на большом низком диване в восточном стиле. Диван весь завален пёстрыми подушками самых разных форм и размеров, а Габи свернулась калачиком, так что теряется на нём. Зритель может даже не заметить её, пока она не пошевелится.
Илья: – Нет, бесполезно. Не держит настройку.
Наполеон: – Обед почти готов.
Илья, поворачиваясь к Габи: – Не грусти, девочка из мастерской! Сегодня мы в безопасности, наши враги далеко, в очаге горит огонь, на столе у нас хлеб и вино, а вечером на городской площади будут танцы!
Наполеон и Габи говорят одновременно, перебивая Илью и друг друга.
Наполеон: – Вообще-то не "хлеб и вино", а полноценный обед: паста с сыром, телятина с баклажанами и яблочный пирог.
Габи: – Какие танцы без музыки? И вообще, это из какой-то книги?
Илья: – Кажется, из книги, только я не помню из какой. А музыка будет. Обещаю.
Габи смотрит недоверчиво. Илья встаёт, подходит к дивану, легко поднимает Габи на руки и переносит за стол. Наполеон расставляет тарелки. Все принимаются за еду.
Наполеон: – Это, конечно, не ризотто с чёрным трюфелем...
Илья: – Ну что ты, Ковбой, отличный ужин. Спасибо! (В сторону) Макароны недоварены, но у них все так готовят. Пора бы мне уже привыкнуть.
После обеда Наполеон и Габи пьют кофе, для Ильи Наполеон заваривает чай.
Габи: – И где же музыка и танцы?
Илья: – Сейчас всё будет.
Встаёт, уходит, слышен скрип лестницы. Возвращается с гитарой в руках, на ходу подстраивая. Садится, ещё немного настраивает, склонив голову к деке, наконец всё готово.
Илья: – Наполеон, пригласи даму на вальс.
Наполеон: – Может, лучше танго? Вальс уж слишком старомоден.
Илья: – Хочешь посовременнее? Пожалуйста.
Илья выдаёт "Twist and shout". Поёт он на английском без акцента. Габи вскакивает, начинает пританцовывать, увлекает за собой Наполеона. Илья смотрит на них, на лице грусть, но когда Наполеон оборачивается к нему, тут же склоняется к гитаре, пряча лицо. Песня заканчивается, Илья без паузы переходит на танго (и поёт то ли на испанском, то ли на португальском), а затем на что-то рок-н-ролльное. Наконец Габи со стоном падает на диван. Наполеон галантно целует её руку и отходит к печке-камину, мешает кочергой угли, подбрасывает поленья. Илья продолжает наигрывать попурри из популярных мелодий, как будто не может выбрать. Наконец останавливается на романсе.
Илья: – Я ехал к вам. Живые сны
За мной вились толпой игривой
И месяц с правой стороны
Сопровождал мой бег ретивый.
Габи смотрит вопросительно.
Наполеон: – О, сейчас переведу. Герой едет к своей даме, представляет себе их встречу, у него игривые мечты. Месяц за правым плечом – доброе предзнаменование.
Илья: – Я ехал прочь: иные сны.
Душе влюблённой грустно было.
И месяц с левой стороны
Сопровождал меня уныло.
Наполеон (он говорит тихо, почти шёпотом, и старается не перебивать Илью, а успевать в паузах): – Герой возвращается, ему грустно в разлуке, и месяц теперь уже слева, это дурная примета.
Илья: – Мечтанью мирному в тиши
Так предаёмся мы, поэты,
Так суеверные приметы
Согласны с чувствами души.
Наполеон: – Вот так мы, поэты, мечтаем в тишине, и суеверия поддерживают наши чувства.
Илья берёт финальный аккорд, поднимает голову, Габи хлопает.
Габи: – Илья, ты музыкален. Почему ты делаешь вид, что не умеешь танцевать?
Наполеон, тихо и в сторону: – И почему об этом нет ни слова в твоём досье?
Илья: – Габи, не обижайся. Ну не хочу я танцевать. Глупое занятие. – Видит, как вытягивается лицо Габи, и поспешно добавляет: – Для любителя, я имел в виду. Для того, кто этому не учился. А заниматься балетом очень здорово, после него любые приёмы самообороны быстро осваиваешь.
Габи, примирительно: – Значит, у тебя есть такая примета – за каким плечом луна?
Наполеон едва слышно фыркает.
Илья: – Почему у меня? – он рассеянно перебирает струны.
Габи: – Раз ты пишешь об этом в стихах...
Илья: – Это не мои стихи, ты что?
Наполеон, громко, перебивая Илью: – Это Пушкин.
Илья: – Я не писал стихов. Почти не писал. А примета общая.
Габи: – А свои приметы у тебя есть?
Илья: – Свои – в смысле только для себя?
Габи: – Да. Только для себя. – Оборачивается к Наполеону: – А у тебя есть?
Наполеон, кивая: – Конечно, есть. Агенты вообще суеверны.
Илья: – К чему этот разговор? Кто верит в приметы?
Габи: – Я верю. Расскажите, какие у вас приметы? А я расскажу про свою.
Илья хмурится. Видно, что ему не нравится, в какую сторону свернула беседа. Он начинает было наигрывать ещё какую-то мелодию, явно готовясь запеть снова и этим перебить разговор.
Наполеон: – Моя примета – это легко. Мне нужно что-нибудь стащить. Какую-нибудь мелочь, браслет или цепочку. Или часы. Или ещё что-нибудь.
Илья поднимает голову при слове "часы" и смотрит так, что всегда самоуверенный Наполеон смущается.
Наполеон: – Нет, твои часы я не крал. Зато...
Долгая пауза, Илья и Наполеон смотрят прямо в глаза друг другу, а потом Илья с криком "Кепка! Серая, любимая!" бросается на Наполеона, прижимает к стене и начинает душить. Отброшенная Ильёй гитара с длинным стоном падает на диван (впрочем, очень аккуратно), Габи взвизгивает и пытается их разнять. Илья не реагирует. Габи пинает его в голень.
Илья: – Ай! Ты что, больно же!
Габи: – Отпусти его немедленно! Не смей!
Илья: – Ты что? Это шутка была. – Выпускает Наполеона.
Наполеон быстро проходит на авансцену, приглаживает руками волосы, поправляет одежду.
Илья: – Даже следов не осталось, посмотри сама. Если бы я душил, уже бы синяки налились, поверь мне. Наполеон, покажи ей свою шею.
Наполеон: – Да, это была шутка. Всё в порядке. – Поворачивается к Габи, задирает подбородок, она подбегает, осматривает его шею, выдыхает облегчённо и немного виновато. Наполеон отворачивается, по-прежнему высоко держа голову. Проводит пальцами по горлу, поглаживающим движением, будто ласкает следы пальцев Ильи. – Всё в порядке. Шутка.
Илья и Габи о чём-то переговариваются на заднем фоне, судя по жестикуляции, Габи одновременно ухитряется просить у Ильи прощения и распекать его за такие шуточки.
Наполеон, в зрительный зал: – Я учился у самого папаши Джо, короля карманников Южного Бронкса. У него стащить мелочёвку было разминкой перед большим делом, что-то вроде тренировки. Или жертвы воровскому богу. Он никогда не брал себе эту мелочь, или возвращал, или выбрасывал. Говорил, что если тебе суждено в этот день сесть в тюрягу, то уж лучше за ерунду, чем за серьёзную кражу. Всего один раз я пошёл на дело без "разминки".
Габи будто вспоминает о существовании Наполеона, подбегает, хватает за руку и тащит на середину сцены. Наполеон думает, что опять танцевать, уже заносит руку, чтобы обнять её за талию. Илья возвращается к гитаре, начинает перебирать струны, готовясь сыграть ещё одну танцевальную мелодию, похоже на рэгги.
Габи: – Илья! Твоя очередь рассказывать. – Ловко уворачивается из рук Наполеона и прыгает на диван, устраивается рядом с Ильёй, облокотившись на него как на спинку. Илья чуть заметно напрягается и замирает. Наполеон стоит посреди гостиной и глядит на них.
Илья: – Да нечего особо рассказывать. Кепка и есть моя примета. Ребята однажды спрятали, я искал-искал, домой не хотел возвращаться без неё. Нашёл всё-таки. А наш дом в это время разбомбили.
Илья встаёт и выходит на авансцену. Габи остаётся сидеть в такой позе, как будто продолжает на него облокачиваться. Наполеон тоже продолжает смотреть на то место, где сидел Илья. Илья говорит, обращаясь к зрителям, торопливо, будто боится не успеть или что его отсутствие заметят.
Илья: – Отца арестовали в конце мая. Как-то так получилось, что в школе об этом не узнали – годовые экзамены, каникулы. Меня даже из пионеров не выгнали. А потом началась война. Мать пошла работать – санитаркой, в госпиталь "Медсантруд". А с конца июля начались бомбёжки.
Мы жили тогда на Яузе, в высоких двухэтажных домах из тёмно-красного кирпича. Дома эти какой-то купец построил для своих рабочих, ещё до революции. Там были большие печи, умывальники в каждой комнате. И там тоже никто не знал про отца, что его арестовали.
А Пашка Пистолет как-то узнал. Пистолет – это по фамилии прозвище, Токарев. Ну и не только по фамилии, конечно. Он меня доставал, исподтишка, подленько. Шантажировал, что всем расскажет. Я не поддавался, но про себя решил: если расскажет, не буду жить с позором, застрелюсь. Глупость, конечно. Старый отцовский револьвер у меня остался. И кепка, тоже отцова. Я её носил каждый день, даже в жару в ней ходил.
Пашка её не спрятал, а на дерево закинул. Высоко. Я три раза срывался. А потом никак слезть не мог. Руки дрожали, ладони все ссадил в кровь. А Пашка стоял и смотрел. И смеялся. Когда понял, что я всё-таки слезу, убежал. Я ещё долго умывался, руки оттирал, даже рубаху пытался застирать, она вся в липовой пыльце была, жёлто-зелёная. А когда домой вернулся, вечером уже, на месте нашего корпуса воронка была и обломки стен. И пыль кирпичная. Я вовремя вернулся, мать как раз с работы бежала, даже испугаться не успела, сразу меня увидела, поняла, что живой.
А Пашку я потом видел, когда завалы стали разбирать. Лицо белое и спокойное такое, живым никогда его таким не видел. Говорили, мгновенно умер. Осколок в печень.
Тогда я понял, какой дурак был, что застрелиться хотел.
Илья быстро возвращается на место. Габи и Наполеон, застывшие на время его речи, отмирают. Наполеон делает шаг к Илье, как будто хочет обнять или положить руку на плечо, но не решается. Габи вскакивает, внезапно становится в балетную позу и делает несколько оборотов фуэте.
Габи: – А у меня тоже примета есть. Перед началом любого дела в моторе покопаться. Тогда обязательно повезёт. Помнишь, в Берлине? Ты пришёл, я как раз заканчивала. И у нас всё получилось. Нам повезло!
Наполеон: – Нам повезло, а Илье нет. Хотя он был в кепке.
Илья: – Мне тоже повезло. Там было минное поле, между прочим. И я на него спрыгнул. А как ты вообще начала копаться в моторах, девочка из мастерской?
Габи: – Отчим приучил. Он как раз хотел, чтобы я стала балериной. Но учил ремеслу, просто на всякий случай. А потом он заболел, а в гараже стояла машина... очень важного человека. И я её починила. Рано утром прибежала в гараж, потому что днём у меня был просмотр. В труппу Берлинского балета. И я всё успела.
Илья: – И тебя взяли в труппу. А через два месяца ты уволилась, потому что тебя завербовал Уэверли.
Габи вспыхивает: – Посмотрел досье, да?!
Илья: – Ещё до начала операции. Посмотрел и понял, что на такую операцию – только в кепке.
Наполеон, стоявший неподвижно, вдруг делает шаг к Илье и забирает у него гитару.
Наполеон: – Ну вот и познакомились наконец. Теперь я знаю, что нельзя утаскивать кепку или часы... – поворачивается к Габи – или серёжку, ту, в которой жучок...
Илья: – И ещё запасную обойму не таскай. Я на неё рассчитываю, знаешь ли.
Наполеон: – А если Габи завтра захочет покопаться в моторе, ни в коем случае нельзя её отговаривать.
Габи: – А я больше не буду обижаться, если ты вытянешь мою помаду из сумочки, как в Стамбуле.
Наполеон, оскорблённо: – Помада была для дела. Я ею отмечал путь. Не всегда можно рассчитывать на жучок в ботинке, знаешь ли.
Габи поворачивается к Илье, тот серьёзно кивает.
Наполеон: – Ну что, спать?
Илья: – Бессмысленно. Слышишь?
Наполеон: – Что?
Габи: – Что?
Илья: – Вертолёт. Далеко ещё. Минут через пятнадцать будет здесь. Где Уэверли нашёл такого лихого пилота?
Габи: – Снегопад закончился.
Илья: – Тогда понятно. – С мягкой улыбкой: – Он всё-таки за тебя волнуется.
Габи смущается. Наполеон очень внимательно смотрит на Илью. Гул вертолёта становится слышен, постепенно нарастая. Все бросаются собираться, Габи распахивает дверь и выскакивает на крыльцо.
Илья, негромко, обращаясь только к Наполеону: – А танцевать я и правда не умею. Кроме вальса. Научишь?
Пауза.
Наполеон: – Конечно. Танго раньше танцевали только мужчины, парами. А в современных танцах пара вообще не нужна.
Илья: – Пара нужна. Знаешь, есть такая примета: если только познакомился с человеком и в ту же ночь он тебе приснился...
Наполеон: – Ты не помнишь, когда мы сюда прорывались, месяц был справа?
Смотрят друг на друга, потом одновременно делают шаг навстречу, ещё один, ещё...
Занавес
@темы: Снежный шар, фандомное, Новогоднее
По его виду ясно, что растапливать печку он не умеет, но ни за что в этом не признается. Но в конце концов и печь не устояла перед обаянием и руками Соло!
Макароны недоварены, но у них все так готовят. Нашел-таки изъян в великолепном Наполеоне!)
Такая милая и такая глубокая вещь! Кусочек из детства Ильи, приметы всех троих
До чего ж прекрасно!
Спасибо!
Это ведь первая пьеса по АНКЛ, да? Очень трудный жанр, написано прекрасно, так и слышишь все интонации героев.
В этом весь Илюха
спасибо вам! Я рада, что текст понравился. Люблю их